Попытки бунтов, карались жестоко, а в целом отношение к пленным ровное, потому что до нас-то осечек у них не было. И такой подход порой давал плоды. На сторону империи переходили добровольно, без принуждения, уверенные в том, что Земля рано или поздно проиграет войну, поэтому надо как-то устраиваться в новой жизни.

Но после того как мы неожиданно для всех победили в войне, дороги обратно у тех, кто оказался слаб, не оказалось. Они были изменниками и предателями и дома их ждали лагеря, поэтому они остались кто где. Кто-то искал честной работы, кто-то ударился в бандитизм, проституцию, а некоторые стали работать шпионами.

В будущем я ещё не раз столкнусь с такими, но я их больше жалел, нежели презирал.

— В любом случае не геройствуй. Стрельбы не надо, хотя оружие тебе оставим как наградное, так и то, что ты получил на операции. Но главное твою оружие — голова. Собирай информацию, думай над ней, анализируй.

— Стучать?

— Ни в коем случае. Нам неинтересно, кто из них читает самиздат, кто хулиганские стишки на стенах туалетов, про партию пишет, а кто анекдоты про Машерова рассказывает. Даже не спорь, рассказывают и мне некоторые нравятся. Это твоё домашнее задание. Выделяй из потока информационного мусора, действительно важное, а не всякую ерунду. И вот это, можешь смело присылать нам.

Перед тем как попрощаться, Темиргалиев вручил мне универсальный коммуникатор. У меня уже был похожий, но гражданского образца, а Марсель мне оставил устройство, в принципе похожее, но с некоторыми добавлениями от ГРУ.

Ирина Рейман встретила меня… Я даже не знаю как сказать. Не радовалась, но и не злилась. Отсутствие претензий немного настораживало. За тот семестр, что длились наши отношения, я немного изучил её характер не так хорошо, как хотелось бы. Но вот такие моменты чувствовал. Она явно что-то задумала. Поэтому мне, не удалось насладиться красотой города трёх революций, ибо я постоянно опасался какой-нибудь пакости.

Долго ждать не пришлось. Ришка в тот же день показала мне все пакости, на которые способна. Потаскав меня по Невскому, она внезапно, пригласила меня к себе домой. На её, общее с братом день рождения. Сказать, что я опешил, ничего не сказать. Нет, я не забыл, просто думал, что она будет отмечать его в выходной день, как она и Колька говорили ещё на Полигоне, но, очевидно, планы поменялись. Я вздохнул и выругался про себя. Что задумала светловолосая бестия, было ясно. Вернее, мне показалось, что я понял. На практике всё оказалось куда хуже.

Сначала было всё культурно. Я вручил подарки — благо купил на Гарьерге какие-то местные безделушки, разрешённые к провозу, но в силу их экзотичности, ценящиеся у нас достаточно высоко. Поздравил Ирину и Колю с праздником. Поблагодарил её папу, за прекрасно работающую теорию гравитационных полей. На её основе была создана технология, что не раз спасала мне жизнь, во время войны. Евгений Владиленович Рейман поморщился, но благодарности принял. Всё с ним понятно. Ну что же, будем, как учил меня Марсель, держать рот на замке, внимательно слушать и улыбаться.

И мне даже удалось продержаться так, почти до конца праздника. Меня не так просто было смутить пацифистскими разговорами, всякими антиправительственными анекдотами, кстати, как и Марселя у меня было несколько любимых антисоветских анекдотов, большей частью про родное ГРУ. Я даже удержался (чем горжусь) когда речь зашла о Кадмии и не засветился.

Хотя меня выбесили покровительственные интонации Евгения Реймана, когда он принялся рассуждать о пирамидах, о самой планете, но самое худшее случилось, едва он, с подачи дочери опять же, заговорил про непосредственное открытие Кадмии.

— Безумие, — процедил Рейман-старший. — Впятером идти через джунгли, через все ловушки, которые поставили инопланетяне, а потом лезть в пирамиду, неизвестно зачем.

— Валер, а ты что скажешь? — Ирина была пьяна. — Сержант Кирьянов, твой однофамилец, ты ведь с ним общался, когда служил. Зачем он ломился через джунгли?

Она подчеркнула слово однофамилец, и это меня неприятно кольнуло. Показалось, что она знает больше, чем показывает.

— Затем, — бросил я. — У моего однофамильца не было выбора. Оставайся они на месте, все бы гарантировано погибли, где высадят другую группу, он не знал, поэтому единственный, подчеркну, единственный шанс на спасение, был, как здесь выразились, ломиться через джунгли. И надо сказать — он угадал. Мало того что спас свою жизнь и ефрейтора Филиппова, так ещё и сделал открытие, которое помогло землянам выиграть войну.

Я раздражённо оглядел собравшихся. Рейман-старший смотрел на меня с иронией, остальные с какой-то опаской, а Ирина раздражённо. Я и сам начинал потихоньку злиться, потому что не был милитаристом, но и вот такой вот глупый пацифизм меня раздражал. Потому что это дурость несусветная, в тот момент, когда на тебя нападает опаснейший враг, с которым невозможно договориться, рассуждать о каком-то другом пути.

Я поднялся из-за стола, привести можно было массу аргументов, но как писали в одной старой книжке, не стоило метать бисер перед свиньями. Поэтому я, едко улыбнувшись, спросил Евгения Реймана:

— Когда я подходил к вашему дому, то заметил небольшую компанию, сидящую во дворе, с беломором и пивом. Пять человек, кажется, среди них были отсидевшие, но я на это не поставлю. Так вот, уважаемый академик, если вы сможете убедить этих молодых людей, завязать с тем неправедным образом жизни, который они ведут, пить исключительно молоко, то я прислушаюсь к вашим словам, что всегда дело можно решить миром.

Я перевёл взгляд на Ирину.

— Да. Если тебе так интересно, какие у меня были отношения с Елизаветой Семёновной Голобко, то я в неё был влюблён, а она испытывала ко мне сугубо материнские чувства, относясь к моей влюблённости с иронией. На этом — разрешите откланяться.

Я по-офицерски щёлкнул каблуками и покинул квартиру академика. В тот день мои отношения с Ириной дали трещину. Я не пошёл по адресу, который мне оставил Темиргалиев, а сразу поехал на вокзал. Оставалось полторы недели зимних каникул, и надо было действительно отдохнуть и повидаться с теми, кого давно не видел. Тем более, списываясь по коммуникатору весь семестр, мы себе наметили неплохую культурную программу и не только в Рязани. Заехали и в Москву. С трудом пробились в Большой театр, но оно того стоило. Хотя мой грубый вкус не дал мне оценить сам спектакль. Кажется, там ещё и пели, так что, может быть, это была опера, но то, как мы туда прорывались, запомнилось на всю жизнь.

Ведь каникулы начались не только у меня с